Человек задает вопросы: жизнь на разрывах времен

Человек задает вопросы: жизнь на разрывах времен (Выступление Веры Леонидовны Даниловой на VII Диалогах памяти Александра Зинченко «Человек в современной ситуации — мысли и действия» от 25.12.22)

Меня зовут Вера Леонидовна Данилова. Я давняя участница семинаров Георгия Петровича Щедровицкого. С Александром Прокофьевичем Зинченко я познакомилась в конце 70-х на методологическом совещании под Екатеринбургом. Затем мы лет десять участвовали в игротехнической команде Георгия Петровича, потом я ездила к нему в тольяттинскую Академию управления, преподавала. Я далеко не всегда соглашалась с Сашей, нередко с ним спорила, но я его очень уважаю. И я очень благодарна организаторам за приглашение, за возможность послушать выпускников Лицея Бизнеса, за возможность встретиться со старыми знакомыми.

Тема моего выступления: «Человек задаёт вопросы: жизнь на разрывах времён».

Я живу в Харькове, вернее жила до активной фазы войны. В марте наша семья уехала в Полтавскую область. Сейчас я физически в Харькове, но сказать, что я здесь живу, я не могу, поскольку я не знаю где я буду через месяц, два и что произойдет с моей квартирой до конца войны. И это тоже штрих к нашей современной ситуации.

Да, реальность оказалась хрупкой. Да, контексты нашей жизни и нашей работы уже необратимо изменились и скорее всего ещё несколько раз поменяются и до конца войны, и после.

То есть всё начало двигаться невероятно быстро, причём даже то, что казалось неизменным. Да, я согласна, что в этих условиях необходимо уметь подняться выше контекста. Мы все понимаем, что, когда жизнь становится невыносимо сложной, особенно важными оказываются рефлексия и мышление. Мы все знаем, что надо думать о будущем. Старые способы думать о будущем уже не годятся, поскольку все прогнозы «полетели». Значит, надо искать и пробовать новые способы.

Но в стрессовой ситуации мы сваливаемся до уровня «базовых настроек». А в них мышление и рефлексия обычно не входят. В базовой настройке — замереть, бить или убегать (некогда думать — прыгать надо). Я это вижу даже по себе и моим друзьям, сужается «поле зрения», сужается временный горизонт, почти физически.

В социальном плане тот же эффект сужения поля зрения приводит к тому, что мы становимся непримиримыми. Опять ты можешь сколько угодно себе говорить о принципе толерантности, но чёрно-белое восприятие нарастает, становится наиболее естественным и те, кто ещё продолжает заходить в Facebook в общем-то видит, как по каждому поводу среди хороших людей, занимающихся в общем-то одним делом, возникает непримиримые и бурные конфликты.

Возникает парадокс: с одной стороны, мышление, рефлексия, широта горизонтов жизненно важны, а с другой стороны, всё наши естество и привычки этому сопротивляются и наоборот ведут нас к сужению всего этого.

Я понимаю, что эту проблему можно решать по-разному. В частности, так как предлагают психологи — психологическая поддержка, вывод физически или эмоционально из стресса. Это тоже позволяет расширить поле зрения.

Но я всю жизнь с той или иной стороны занималась другим, а именно мышлением, рефлексией, условиями, которые поддерживают мышление, и, тем самым, самостоятельность и свободу. И я искала бы выход из этой проблемы в этом направлении.

И это подводит меня к ответу на вопрос, почему вот на этих разрывах времён я буду говорить о человеке, который задаёт вопросы. В не менее сложное время, англичанин Робин Джордж Коллингвуд написал, что мышление в принципе имеет вопросно-ответную природу. Мышление — это не построение суждений, не их систематизация, не генерация идей. Мышление — это постановка вопросов и ответы на вопросы. Представьте себе контекст: английский профессор, профессиональная историк, начало сороковых, Англия. Я думаю, что авиационная бомбардировка ненамного приятней или совсем неприятнее, чем ракетные обстрелы. И он там и тогда формулирует эту идею.

К концу 20 века начало складываться движение, к сожалению, за пределами наших стран. Движение за то, чтобы учить людей ставить свои собственные вопросы. Сама эта идея, возникшая в созвучные нам времена, кажется мне очень ценный. Какие выводы из этого следуют?

Когда мы используем категории, предлагаем идеи, решения, спорим, мы всегда отвечаем на какой-то вопрос, даже если не осознаем его. Если мы не осознаем вопрос, это означает, что вопрос поставил кто-то другой и этот другой инициировал наше мышление, фактически управляет им. Или, возможно, этот вопрос из нашего прошлого, из наших привычек, из нашего детства. Мы тащим какие-то вопросы из прошлого. Но это значит, что наше мышление инициировано не здесь и сейчас. А ведь очень важно быть здесь и сейчас в трудные времена. Иначе есть очень большой риск, что мы отвечаем не на тот вопрос, на который сейчас надо отвечать.

Главная мысль моего доклада, которой я хочу поделиться, заключается в том, что самое главное интеллектуальное умение в сложные времена — это умение ставить свои собственные вопросы.

Для тех, кто привык думать в схеме мыследеятельности, я бы сказала, что вопрос стоит на связке между поясами мыследеятельности, это тот клей, который эти пояса скрепляет Вопрос в этом смысле не совсем мышление, как мы привыкли его видеть. Это не чёткая логика работы в понятиях и категориях. Это та база, которая, которая делает эту чёткость мышления осмысленной, привязанной к ситуации и к нашему действию.

Что еще важно в этой ситуации кроме умения ставить свои собственные вопросы? Важна способность обобществлять вопросы. Когда я проводила свой самый первый тренинг по вопрошанию, одна участница тренинга через какое-то время сказала: «Ничего не понимаю. Как это вместе поставить вопрос? Вопросы у каждого свои. Это ответы у нас общие. Мы объединяемся вокруг ответов, а вопросы у каждого свои».

Может это нормально, когда все стабильно. А когда все меняется быстро, то объединиться можно только вокруг вопроса. Иначе мы попадаем в ловушку черно-белого восприятия и взаимной непримиримости. Вопросы это могут изменить, с чем не раз мы стакивались на сессиях интерактивного вопрошания . Когда люди ставят вопросы или обсуждают и продолжают обсуждать вопросы друг друга, коммуникация в группе мирная. Если группа вопреки нашей инструкции начинает отвечать на вопросы, начинаются конфликты и борьба за лидерство.

Итак, два принципа. Во-первых, надо уметь ставить собственные вопросы, во-вторых, надо уметь делиться своими вопросами, понимать чужие вопросы, надо уметь объединяться вокруг вопроса.

Наши привычки этому противоречат. Начиная со школы, нас учили отвечать на вопросы, а не ставить их. Да и как может ребенок учиться в школе ставить вопросы, если сами учителя, как правило, ставят только те вопросы, на которые уже знают ответ? Больше того нас приучали не ставить вопросы.

Есть вообще отдельный сюжет, который мы с соавтором Вадимом Карастелевым тоже обсуждаем: социальная жизнь вопросов, социальная нормировка вопросов. Поскольку вопросы инициируют мышление, а через мышление действия, то доступ к возможности ставить вопросы (перед другими и перед собой тоже) это во многом символ власти. Начиная со школы первоклассник привыкает к тому, что в общем-то учителю вопрос надо задавать очень осторожно. Вот учитель может задавать любые вопросы. И мы привыкаем жить среди незаданных вопросов.

Я сейчас конкретизировала исходную проблему сложности выхода в мышление в стрессовой ситуации. Сейчас я говорю: вопросы могли бы помочь, объединение вокруг вопросов могло бы помочь, а учиться этому некогда и привычки этому мешают.

А это значит, что надо разрабатывать и создавать условия, которые помогают людям самостоятельно ставить вопросы, обсуждать их с другими, объединяться вокруг вопросов, совместно разворачивать и углублять вопросы.

Мы с моим соавтором разрабатываем техники, которые всё это поддерживает. С одной стороны, наши техники инициируют постановку собственных вопросов, которые иногда очень удивляют тех, кто их ставит, с другой — для нас очень важно взаимодействие между участниками обсуждения. Наши техники называется техниками интерактивного вопрошания. (По этому названию их можно найти поисковых системах). Слово «интерактивное» очень важно, то есть мы организуем взаимодействие по поводу вопросов. Благодаря участию в таких обсуждениях у людей складывается ряд умений: умение выделять те вопросы, вокруг которых можно объединяться, умение определить адресата (в частности, можно адресовать вопросы и к самому себе, и обнаружить, что никто кроме тебя на них не ответит или обнаружить, что на некоторые вопросы ответа никто не знает и это вопросы, над которыми нужно думать и вокруг них есть смысл объединяться). Ещё один эффект, который мы обнаружили и сейчас начнём технически поддерживать — это то, что чужие вопросы позволяют расширить поле зрения и увидеть аспекты, на которые ты привычно не обращал внимание. И это очень важно — уметь посмотреть на чужой вопрос не как на несуразный, а как на расширяющий твое поле зрения, показывающий то, что у тебя в «слепое пятно» попадало. Мы над этим сейчас работаем.

На базе этих техник мы проводим сессии интерактивного вопрошания. Что это собой представляет? По времени такая сессия занимает от полутора до трех часов. Минимально часа полтора — это скорее демоверсия. За это время можно втянуться, мы можем продемонстрировать техники, и кое кто даже может освоить какую-либо из этих техник за это время. Рабочая сессия трехчасовая — за это время можно обсудить при помощи вопросов какую-нибудь проблему или тщательно разобрать одну-две техники. Кроме того возможны продолжительные тренинговые программы, направленные на освоение наших техник. В России появляются школы, которые заказывают такие программы.

Коллеги, кому интересно, у нас много публикаций и видео в интернете. Можно искать по фамилиям: я и Вадим Карастелев. Вадим Евгеньевич развивает интерактивное вопрошание в магистратуре тьюторства в МГПУ и проводит тренинги и сессии по всей России.

У нас недавно вышла книга «Интерактивное вопрошание: как умение ставить собственные вопросы помогает развиваться».

У меня все. Спасибо.